Вот ёлка, растущая в тёмном лесу.
Вот снег, что засыпал почти окончательно
Ёлку, растущую в тёмном лесу.
А это кабан камуфляжной расцветки,
Что повалился, хрюкнув мечтательно,
В снег, что засыпал почти окончательно
Ёлку, растущую в тёмном лесу.
Вот хвост, что лежит на снегу одиноко,
Но тянется вдаль сквозь колючие ветки
К тому кабану камуфляжной расцветки,
Что повалился, хрюкнув мечтательно,
В снег, что засыпал почти окончательно
Ёлку, растущую в тёмном лесу.
А вот лесоруб по прозванию Борик,
Который, хихикнув, наступит жестоко
На хвост, что лежит на снегу одиноко,
Но тянется вдаль сквозь колючие ветки
К тому кабану камуфляжной расцветки,
Что повалился, хрюкнув мечтательно,
В снег, что засыпал почти окончательно
Ёлку, растущую в тёмном лесу.
Вот голос кабаний визгливый и грубый,
Что, будучи зол, вызывающ и горек,
Пошлёт лесоруба по имени Борик,
Который, хихикнув, наступит жестоко
На хвост, что лежит на снегу одиноко,
Но тянется вдаль сквозь колючие ветки
К тому кабану камуфляжной расцветки,
Что повалился, хрюкнув мечтательно,
В снег, что засыпал почти окончательно
Ёлку, растущую в тёмном лесу.
Вот острый топор, что на крик будет брошен,
(Не зря он торчит из штанов лесоруба!),
На голос кабаний визгливый и грубый,
Что, будучи зол, вызывающ и горек,
Пошлёт лесоруба по имени Борик,
Который, хихикнув, наступит жестоко
На хвост, что лежит на снегу одиноко,
Но тянется вдаль сквозь колючие ветки
К тому кабану камуфляжной расцветки,
Что повалился, хрюкнув мечтательно,
В снег, что засыпал почти окончательно
Ёлку, растущую в тёмном лесу.
А вот и горшок с подогревом и свистом,
Сидя на коем отыскивать проще
Острый топор, что на крик будет брошен,
(Не зря он торчит из штанов лесоруба!),
На голос кабаний визгливый и грубый,
Что, будучи зол, вызывающ и горек,
Пошлёт лесоруба по имени Борик,
Который, хихикнув, наступит жестоко
На хвост, что лежит на снегу одиноко,
Но тянется вдаль сквозь колючие ветки
К тому кабану камуфляжной расцветки,
Что повалился, хрюкнув мечтательно,
В снег, что засыпал почти окончательно
Ёлку, растущую в тёмном лесу.
А вот и сосна, что завалена летом,
И вдруг обнажилась под снегом пушистым
Из-за горшка с подогревом и свистом,
Сидя на коем отыскивать проще
Острый топор, что на крик будет брошен,
(Не зря он торчит из штанов лесоруба!),
На голос кабаний визгливый и грубый,
Что, будучи зол, вызывающ и горек,
Пошлёт лесоруба по имени Борик,
Который, хихикнув, наступит жестоко
На хвост, что лежит на снегу одиноко,
Но тянется вдаль сквозь колючие ветки
К тому кабану камуфляжной расцветки,
Что повалился, хрюкнув мечтательно,
В снег, что засыпал почти окончательно
Ёлку, растущую в тёмном лесу.
А вот бесконечные наши приколы
О столь героическом дереве этом,
Точнее сосне, что завалена летом
И вдруг обнажилась под снегом пушистым
Из-за горшка с подогревом и свистом,
Сидя на коем отыскивать проще
Острый топор, что на крик будет брошен,
(Не зря он торчит из штанов лесоруба!),
На голос кабаний визгливый и грубый,
Что, будучи зол, вызывающ и горек,
Пошлёт лесоруба по имени Борик,
Который, хихикнув, наступит жестоко
На хвост, что лежит на снегу одиноко,
Но тянется вдаль сквозь колючие ветки
К тому кабану камуфляжной расцветки,
Что повалился, хрюкнув мечтательно,
В снег, что засыпал почти окончательно
Ёлку, растущую в тёмном лесу.
А вот и Владимир Степанов, но Ленин -
Первейший на свете фанат Coca-Col'ы,
Что любит записывать наши приколы
О столь героическом дереве этом,
Точнее сосне, что завалена летом,
И вдруг обнажилась под снегом пушистым
Из-за горшка с подогревом и свистом,
Сидя на коем отыскивать проще
Острый топор, что на крик будет брошен,
(Не зря он торчит из штанов лесоруба!),
На голос кабаний визгливый и грубый,
Что, будучи зол, вызывающ и горек,
Пошлёт лесоруба по имени Борик,
Который, хихикнув, наступит жестоко
На хвост, что лежит на снегу одиноко,
Но тянется вдаль сквозь колючие ветки
К тому кабану камуфляжной расцветки,
Что повалился, хрюкнув мечтательно,
В снег, что засыпал почти окончательно
Ёлку, растущую в тёмном лесу.
Вот куртка вполне генеральского крою,
Которую, в стиле своём неизменен,
Напялил Владимир Степанов, но Ленин -
Первейший на свете фанат Coca-Col'ы,
Что любит записывать наши приколы
О столь героическом дереве этом,
Точнее сосне, что завалена летом,
И вдруг обнажилась под снегом пушистым
Из-за горшка с подогревом и свистом,
Сидя на коем отыскивать проще
Острый топор, что на крик будет брошен,
(Не зря он торчит из штанов лесоруба!),
На голос кабаний визгливый и грубый,
Что, будучи зол, вызывающ и горек,
Пошлёт лесоруба по имени Борик,
Который, хихикнув, наступит жестоко
На хвост, что лежит на снегу одиноко,
Но тянется вдаль сквозь колючие ветки
К тому кабану камуфляжной расцветки,
Что повалился, хрюкнув мечтательно,
В снег, что засыпал почти окончательно
Ёлку, растущую в тёмном лесу.
А вот челночки, что шуршат шаловливо
И без того уж нехилой горою
В той куртке вполне генеральского крою,
Которую, в стиле своём неизменен,
Напялил Владимир Степанов, но Ленин -
Первейший на свете фанат Coca-Col'ы,
Что любит записывать наши приколы
О столь героическом дереве этом,
Точнее сосне, что завалена летом,
И вдруг обнажилась под снегом пушистым
Из-за горшка с подогревом и свистом,
Сидя на коем отыскивать проще
Острый топор, что на крик будет брошен,
(Не зря он торчит из штанов лесоруба!),
На голос кабаний визгливый и грубый,
Что, будучи зол, вызывающ и горек,
Пошлёт лесоруба по имени Борик,
Который, хихикнув, наступит жестоко
На хвост, что лежит на снегу одиноко,
Но тянется вдаль сквозь колючие ветки
К тому кабану камуфляжной расцветки,
Что повалился, хрюкнув мечтательно,
В снег, что засыпал почти окончательно
Ёлку, растущую в тёмном лесу.
Вот Леночка - леди с душой хулиганки,
Какая пихает в карманы игриво
Те челночки, что шуршат шаловливо
И без того уж нехилой горою
В той куртке вполне генеральского крою,
Которую, в стиле своём неизменен,
Напялил Владимир Степанов, но Ленин -
Первейший на свете фанат Coca-Col'ы,
Что любит записывать наши приколы
О столь героическом дереве этом,
Точнее сосне, что завалена летом,
И вдруг обнажилась под снегом пушистым
Из-за горшка с подогревом и свистом,
Сидя на коем отыскивать проще
Острый топор, что на крик будет брошен,
(Не зря он торчит из штанов лесоруба!),
На голос кабаний визгливый и грубый,
Что, будучи зол, вызывающ и горек,
Пошлёт лесоруба по имени Борик,
Который, хихикнув, наступит жестоко
На хвост, что лежит на снегу одиноко,
Но тянется вдаль сквозь колючие ветки
К тому кабану камуфляжной расцветки,
Что повалился, хрюкнув мечтательно,
В снег, что засыпал почти окончательно
Ёлку, растущую в тёмном лесу.
А это сосиски, откушав которых,
Станет плясать и шалить на полянке
Леночка - леди с душой хулиганки,
Какая пихает в карманы игриво
Те челночки, что шуршат шаловливо
И без того уж нехилой горою
В той куртке вполне генеральского крою,
Которую, в стиле своём неизменен,
Напялил Владимир Степанов, но Ленин -
Первейший на свете фанат Coca-Col'ы,
Что любит записывать наши приколы
О столь героическом дереве этом,
Точнее сосне, что завалена летом,
И вдруг обнажилась под снегом пушистым
Из-за горшка с подогревом и свистом,
Сидя на коем отыскивать проще
Острый топор, что на крик будет брошен,
(Не зря он торчит из штанов лесоруба!),
На голос кабаний визгливый и грубый,
Что, будучи зол, вызывающ и горек,
Пошлёт лесоруба по имени Борик,
Который, хихикнув, наступит жестоко
На хвост, что лежит на снегу одиноко,
Но тянется вдаль сквозь колючие ветки
К тому кабану камуфляжной расцветки,
Что повалился, хрюкнув мечтательно,
В снег, что засыпал почти окончательно
Ёлку, растущую в тёмном лесу.
А это - костёр, что подчас потухая
И возгораясь внезапно, как порох,
Греет сосиски, откушав которых,
Станет плясать и шалить на полянке
Леночка - леди с душой хулиганки,
Какая пихает в карманы игриво
Те челночки, что шуршат шаловливо
И без того уж нехилой горою
В той куртке вполне генеральского крою,
Которую, в стиле своём неизменен,
Напялил Владимир Степанов, но Ленин -
Первейший на свете фанат Coca-Col'ы,
Что любит записывать наши приколы
О столь героическом дереве этом,
Точнее сосне, что завалена летом,
И вдруг обнажилась под снегом пушистым
Из-за горшка с подогревом и свистом,
Сидя на коем отыскивать проще
Острый топор, что на крик будет брошен,
(Не зря он торчит из штанов лесоруба!),
На голос кабаний визгливый и грубый,
Что, будучи зол, вызывающ и горек,
Пошлёт лесоруба по имени Борик,
Который, хихикнув, наступит жестоко
На хвост, что лежит на снегу одиноко,
Но тянется вдаль сквозь колючие ветки
К тому кабану камуфляжной расцветки,
Что повалился, хрюкнув мечтательно,
В снег, что засыпал почти окончательно
Ёлку, растущую в тёмном лесу.
А это - Артём, что с азартом колдует,
Что-то крича и руками махая,
Возле костра, что подчас потухая
И возгораясь внезапно, как порох,
Греет сосиски, откушав которых,
Станет плясать и шалить на полянке
Леночка - леди с душой хулиганки,
Какая пихает в карманы игриво
Те челночки, что шуршат шаловливо
И без того уж нехилой горою
В той куртке вполне генеральского крою,
Которую, в стиле своём неизменен,
Напялил Владимир Степанов, но Ленин -
Первейший на свете фанат Coca-Col'ы,
Что любит записывать наши приколы
О столь героическом дереве этом,
Точнее сосне, что завалена летом,
И вдруг обнажилась под снегом пушистым
Из-за горшка с подогревом и свистом,
Сидя на коем отыскивать проще
Острый топор, что на крик будет брошен,
(Не зря он торчит из штанов лесоруба!),
На голос кабаний визгливый и грубый,
Что, будучи зол, вызывающ и горек,
Пошлёт лесоруба по имени Борик,
Который, хихикнув, наступит жестоко
На хвост, что лежит на снегу одиноко,
Но тянется вдаль сквозь колючие ветки
К тому кабану камуфляжной расцветки,
Что повалился, хрюкнув мечтательно,
В снег, что засыпал почти окончательно
Ёлку, растущую в тёмном лесу.
Вот ветер, давно не имеющий совесть,
Который старательно дует и дует
В ухо Артёму, что тщетно колдует,
Что-то крича и руками махая,
Возле костра, что подчас потухая
И возгораясь внезапно, как порох,
Греет сосиски, откушав которых,
Станет плясать и шалить на полянке
Леночка - леди с душой хулиганки,
Какая пихает в карманы игриво
Те челночки, что шуршат шаловливо
И без того уж нехилой горою
В той куртке вполне генеральского крою,
Которую, в стиле своём неизменен,
Напялил Владимир Степанов, но Ленин -
Первейший на свете фанат Coca-Col'ы,
Что любит записывать наши приколы
О столь героическом дереве этом,
Точнее сосне, что завалена летом,
И вдруг обнажилась под снегом пушистым
Из-за горшка с подогревом и свистом,
Сидя на коем отыскивать проще
Острый топор, что на крик будет брошен,
(Не зря он торчит из штанов лесоруба!),
На голос кабаний визгливый и грубый,
Что, будучи зол, вызывающ и горек,
Пошлёт лесоруба по имени Борик,
Который, хихикнув, наступит жестоко
На хвост, что лежит на снегу одиноко,
Но тянется вдаль сквозь колючие ветки
К тому кабану камуфляжной расцветки,
Что повалился, хрюкнув мечтательно,
В снег, что засыпал почти окончательно
Ёлку, растущую в тёмном лесу.
А Муза без устали машет крылами,
Бесшумно порхая где-то над нами
И напевая нам данную повесть
Голосом ветра продувшего совесть,
Который старательно дует и дует
В ухо Артёму, что тщетно колдует,
Что-то крича и руками махая,
Возле костра, что подчас потухая
И возгораясь внезапно, как порох,
Греет сосиски, откушав которых,
Станет плясать и шалить на полянке
Леночка - леди с душой хулиганки,
Какая пихает в карманы игриво
Те челночки, что шуршат шаловливо
И без того уж нехилой горою
В той куртке вполне генеральского крою,
Которую, в стиле своём неизменен,
Напялил Владимир Степанов, но Ленин -
Первейший на свете фанат Coca-Col'ы,
Что любит записывать наши приколы
О столь героическом дереве этом,
Точнее сосне, что завалена летом,
И вдруг обнажилась под снегом пушистым
Из-за горшка с подогревом и свистом,
Сидя на коем отыскивать проще
Острый топор, что на крик будет брошен,
(Не зря он торчит из штанов лесоруба!),
На голос кабаний визгливый и грубый,
Что, будучи зол, вызывающ и горек,
Пошлёт лесоруба по имени Борик,
Который, хихикнув, наступит жестоко
На хвост, что лежит на снегу одиноко,
Но тянется вдаль сквозь колючие ветки
К тому кабану камуфляжной расцветки,
Что повалился, хрюкнув мечтательно,
В снег, что засыпал почти окончательно
Ёлку, растущую в тёмном лесу.
2.1997